Эта история о кратковременной, на полдня, поездке еще в Советский Таджикистан. Поездка планировалась исключительно развлекательной, с осмотром достопримечательностей и заездом в гости к одному таджику.

Развлечься, мягко говоря, удалось: многочасовая погоня, арест и ночь, проведенная в отделении таджикской Лубянки с допросом с пристрастием.

Побег от разъяренных милиционеров осуществлялся на джипе Организации Объединенных Наций, арестован я был вместе с заместителем миссии ООН в СССР и моей мамой.

Начать, правда, надо с предыстории – иначе будет непонятно, каким образом в возрасте десяти лет я оказался в Таджикистане. Вообще с этой страной получилось интересно: здесь побывал дважды, причем проездом, и оба раза бедными на события не назовешь. Об одном случае уже писал здесь. Как-то побаиваюсь ехать туда в третий раз, хотя хочется…

Описываемые события связаны, в общем, с узбекским городом Термезом, что на границе с Афганистаном. Довелось прожить там около месяца в общей сложности, благодаря хорошему другу моих родителей, ливанцу по национальности, который об ту пору работал заместителем начальника единственной миссии ООН в СССР. Она как раз и находилась в Термезе.

Термез – удивительный город. В 2002г. исполнилось 2500 лет со дня его основания… В древности он был одним из центров буддизма, откуда, говорят, эта религия распространилась в Китай… Самая окраина Советского Союза… Именно здесь находится мост Дружбы, по которому советские войска уходили из Афганистана…

Но я в 10 лет воспринимал все по-другому. Да, конечно, история о советском танке, который по окончании войны последним прошел мост Дружбы и который душманы ухитрились подбить с афганской стороны уже здесь, на земле советской, впечатляла. Рядом с мостом то ли памятник, то ли могила, напоминающая об этом событии. Но гораздо интереснее, например, Амударья – гигантская совершенно река, и было непонятно, как на другой стороне ее уже заграница, первая заграница, которую я увидел в своей жизни, и тот берег от этого почему-то не отличается ничем. Разве что с нашей стороны спускаться к воде запрещено, и можно только издалека смотреть, как закутанная в странные одежды афганка стирает в реке белье на том берегу.

Я очень завидовал Кариму (так звали нашего ооновского друга) – по работе он ездил в Афганистан несколько раз в неделю. Когда белый джип Toyota с надписями на кузове голубой краской «UN» въезжал на мост, пограничники, которые устраивали всем поголовный шмон, лишь глядели в документ, который предъявлял Карим, и моментально пропускали машину. И он ехал на ту сторону, где невидимый отсюда находился город с таинственным названием Мазари-Шериф. К тому времени я уже прочел «Повесть о Ходже Насреддине» и знал, что родной город Насреддина назывался Бухара-и-Шериф – благородная Бухара. И вот этот «шериф» соединял в моем сознании прочитанное и настоящее…

Термезская пыль очень вкусна, если пережевывать ее с афганской или сирийской жевательной резинкой. «Что тьебье привьезтьи, Серьожька?» – всякий раз, уезжая в Афганистан, спрашивал Карим, и я, с вожделением закатывая глаза, произносил: «Жувачку!» Получить блок в 100 или 200 жвачек – целенький, запечатанный, с фантиками и вкладышами и только что из-за границы, с пылу с жару – боже мой! Тогда был пик игры в эти фантики – дети с ума сходили по ним.

Но что-то я отвлекся… Термез – практически самая южная точка СССР, здесь чудовищная жара – ночью за тридцать, днем бывает около пятидесяти (44 на градуснике лично видел), причем понятия «кондиционер» в то время не существовало. Мы жили на окраине города, и днем, в самые жаркие часы, все вымирало – редко кто ходил по извилистым улочкам. Жар от белых потрескавшихся глиняных стен мазанок нестерпимый, будто в печи. Кое-где по улицам растут чахлые одноцветные деревья. Листья, стены домов, дороги покрыты белесой пылью, которую ветер забивает во все щели, во все складки одежды. Дожди здесь редки.

Недалеко от дома был арык с мутной серой водой, которая медленно текла и купание в которой не приносило облегчения. В тени более-менее большого дерева стоял стол, за которым старики-аксакалы в плотных шерстяных засаленных халатах играли в нарды, наливаясь до одури зеленым чаем и благоухая потом. Собаки со всегда высунутыми языками, часто дыша, безнадежно лакали воду из арыка и с тоской смотрели вокруг, потому что жизнь для них начиналась, когда заходило солнце.

В Термезе меня приучили к зеленому чаю с мятой – зверская штука, пить его надо горячим – он действительно спасает от жары, надо только одеться потеплее.

Единственно на кого не действовало солнце – местные мальчишки. Мы вместе играли в футбол. Игра заключалась в том, что, недолго погоняв мяч, я шел в дом, где стоял заранее приготовленный мамой таз с (условно) холодной водой, который опрокидывал на себя, чтобы не получить солнечный удар. (Сама мама днем на улице благоразумно не показывалась вообще.) Снова шел играть. Обливание помогало на 10-15 минут, после чего операцию следовало повторить. За время между двумя тазами я успевал полностью высохнуть и вспотеть так, что оставлял полный отпечаток спины на стене дома, стоило к ней прислониться. А местным мальчишкам все было нипочем – они бегали в одних шортах и вроде бы даже несильно потели.

Днями напролет я был предоставлен сам себе и бродил по окрестностям часто в компании все тех же мальчишек, которые совершенно не говорили по-русски, но с которыми мы легко находили общий язык. Они показали мне гранатовые сады на окраине города – таких сладких гранатов я не ел нигде больше. Это какие-то гранаты-антиподы: когда их семечки красны, они неспелы, кода семечки белеют и становятся бесцветными – можно есть. Меня учили, как есть гранат «по-термезски». Его надо не разрезать, а поколотить как следует об камень всеми сторонами, затем проделать маленькую дырочку и пить сок. По-другому гранаты там никто и не ел.

За чертой города начиналась полупустыня, и туда не стоило ходить. В первый же день мне объяснили, что там водятся ядовитые змеи и что если змея ползет на тебя, надо убегать – как бы быстро она ни ползла, никогда не догонит бегущего человека. Бегать несколько раз приходилось. Это было и страшно, и одновременно интересно.

***

В один из дней мы собрались съездить в соседний Таджикистан – Карима пригласили на празднование дня рождения Учителя. Что это за таджикский Учитель и учитель чего – не знаю. По всей видимости, религиозный деятель, обладавший каким-то авторитетом в тех краях. Для меня он остался Учителем-которого-я-так-никогда-и-не-увидел.

Дорога предстояла долгая, более четырех часов, по пути Карим хотел нас провезти через Варзоб – так называются река и ущелье – замечательная курортная зона в Таджикистане. В июне здесь очень красиво: горы целиком красного цвета – маки покрывают все склоны. Кроме того, после жаркого Узбекистана очень легко дышится, ведь Таджикистан страна горная.

Почти весь путь я торчал то в окне джипа по пояс, то в люке на крыше, основательно пропылился, но был счастлив. По сторонам проплывали горы, мелькали поля, кишлаки и проч., но вдруг идиллия кончилась: на одном из постов ГАИ таджикский милиционер махнул полосатой палкой. Мы остановились, Карим вышел, последовала стандартная проверка документов, которая почему-то затянулась…

Здесь надо сделать отступление. Карим был дипломатом самого высокого ранга. Мало того, что он обладал дипломатической неприкосновенностью, у него имелся спецпропуск, позволявший передвигаться без ограничений по всей среднеазиатской части Советского Союза, включая Киргизию, Узбекистан, Казахстан, Туркмению и Таджикистан. Кроме того, также без ограничений он имел право перемещаться по территории Афганистана. Собственно, миссия ООН в Термезе занималась доставкой в Афганистан гуманитарных грузов.

Однако таджикский милиционер, родившийся высоко в горах в глухом кишлаке, подобных пропусков не видел никогда, что такое ООН, он тоже слабо представлял, а вот наличие странного гражданина с паспортом на нерусском языке и более чем подозрительным пропуском явно вызывало желание если не поживиться, то по крайней мере удовлетворить любопытство. Народ в средней Азии вообще довольно любопытен. Камнем преткновения послужил постулат о том, что у Карима нет разрешения на въезд в данную местность. Диалог сводился к следующему:

Карим: – Ты видьишь, здьесь написано, «Таджикьистан разрьешено вездье»?
Милиционер: – Да, но у тэбя нэт разрэшения на въэзд в эту област!
Карим: – Эта область находьитсья на тьерритории Таджикьистана?
Милиционер: – Да.
Карим: – Видьишь, в пропуске написано «Таджикьистан – вездье»?
Милиционер: – Да, но у тэбя нэт разрэшения на въэзд именно в эту област…

И так далее до бесконечности. Длилось это около получаса с небольшими вариациями. Карим стал заметно терять терпение – мало того, что дипломат, тут еще и горячая ливанская кровь… В конце концов мент сдался, и мы поехали дальше. Однако по рации он сообщил о нас на следующий пост, где машину опять остановили, и получасовое препирательство повторилось буквально слово в слово.

Когда мы расстались со вторым гаишником, Карим был в бешенстве. Совершенно очевидно, что таджики просто развлекались – Карим сказал, что раньше такого никогда не было. Завязка истории произошла на третьем посту, где очередной гаишник вновь потребовал остановиться, но был проигнорирован: мы проехали мимо, даже не притормозив. Вскоре я, в очередной раз свесившись из окошка, с удивлением увидел догонявшую нас ментовку со включенными мигалками. Подъехав ближе, она включила сирену, и через матюгальник послышалась властная речь с таджикским акцентом с требованием остановиться. Вместо этого Карим только прибавил газу.

***

История выходила забавная: ментовская «шестерка» «Жигулей» чисто физически не могла догнать «Тойоту», а Карим держался так, что менты не отставали, но и расстояние сократить не могли и весели на хвосте на расстоянии 50-100 метров. Местность Карим знал хорошо, и постепенно мы углублялись куда-то в недра Таджикистана, минуя большие города и деревни. Вскоре к «Жигулям» присоединились две милицейские «Волги», но безрезультатно – там, где дорога была хорошей, джип ехал быстрее, там, где плохой, у него была выше проходимость.

Время шло. С таким эскортом мы катили все дальше и дальше. Вечерело. Становилось очевидным, что все это когда-нибудь закончится. Менты теряли терпение, из матюгальников несся откровенный мат с угрозами и предупреждением открыть огонь по колесам. Однако Карим не останавливался, но и не отрывался в надежде, что преследователи передадут номер машины куда-нибудь в центр, там его проверят, увидят, что это машина дипломата, да еще к тому же и служебная, да еще к тому же и ооновская, и скажут прекратить погоню.

Расчет его, в общем-то, был правильным, однако, как потом выяснилось, гаишники, которые нас преследовали, лишь вызывали подмогу, говоря, что имеется злостный нарушитель. Об ООН и красных дипломатических номерах автомобиля они не говорили ни слова, тем более что с каждой минутой наша вина все больше усугублялась.

Передать мои чувства – чувства десятилетнего ребенка, который участвует в такой детективной истории, – невозможно! На глазах творилось то, о чем только читал в книгах либо видел в кино. Пыль столбом, три милицейские машины с мигалками, изумленные жители кишлаков, полная неизвестность впереди – адреналин поступал в кровь лошадиными дозами. Радости прибавлял Карим, который на все требования ментов лишь посмеивался.

Но все хорошее когда-то кончается. Таджики знали местность лучше. Из той области, куда мы заехали, выбраться можно было только по двум или трем дорогам, и эти дороги оказались перекрыты. Увидев впереди стоящие поперек трассы милицейские машины, Карим вынужден был остановиться, после чего к джипу побежали люди в форме, на ходу вынимая оружие.

Видя аналогичные сцены задержания в документальных фильмах, я до сих прекрасно помню, что испытываешь, когда машина окружена и ты под прицелом десятка дул слышишь команду в матюгальник «выходить по одному, руки за голову». Но интересно то, что страха в этот момент я не испытывал совершенно, наоборот, жгучий интерес – а что же дальше?

Мы вышли и встали лицом к машине с руками за голову, после чего два мента, схватили меня и отволокли в сторону, пока остальные держали на мушке Карима и маму и пока их обыскивали. Кстати, особенно не церемонясь. После обыска отобрали документы, нас затолкали обратно в джип вместе с двумя товарищами в сером, и под конвоем спереди и сзади в виде двух машин с мигалками мы взяли курс на Душанбе.

В город приехали глубокой ночью. Нас повели внутрь какой-то таджикской Лубянки. (Большинство этих зданий производит удручающее впечатление – они почему-то все казематного типа.) С мамой меня разлучили, посадили ненадолго в отдельную комнату, однако позже проводили назад в машину, которая стояла в дворе здания за запертыми воротами. Как потом выяснилось, маму и Карима развели по разным кабинетам и допрашивали до утра.

Нам не повезло. Следующий день был выходной, большое милицейское начальство спало, и допрос вели чиновники среднего пошиба, которые, разумеется, перед начальством старались выслужиться с одной стороны, и боялись беспокоить его – с другой. Действительно, ситуация была непростой – налицо отказ выполнить ряд требований, уход от погони и т.д. и т.п. – статей можно много припаять. Вместе с тем дипломат ООН высокого ранга на служебной машине, обладающий неприкосновенностью.

Но была еще и полная безнаказанность, к которой привыкли люди в сером. Она решила дело: допрос велся с пристрастием, мама до сих пор вспоминает его без особой радости, потому что, конечно, не били, но обращались совершенно по-хамски. Не давали ни позвонить (а Карим очень хотел набрать пару номеров!) ни попить воды, ни сходить в туалет, да еще и угрожали.

Я томился в машине в неизвестности – было непонятно, что дальше и как там мама. Через пару часов удалось забыться у открытого окна. Проснулся от того, что кто-то трогал мою голову. Во мраке ночи разглядел двух ментов, которые пришли допросить меня. Много позже понял, что они хотели именно допросить, но тогда, спросонья, подумалось, что эти два чудовища хотят посадить меня в тюрьму.
– Она тэбэ мать? – взревел первый мент.
– Он тэбэ отэц? – взревел второй и сделал попытку вытащить меня из джипа.

Когда жизнь подвергается опасности, мой инстинкт самосохранения включается на полную. Я моментально отпихнул обоих товарищей, поднял стекло и запер двери в салон, прежде чем таджики успели опомниться. Ключи были в замке зажигания, так что надо было либо бить стекла, либо уговаривать меня открыть по-хорошему. Некоторое время они так и делали – скреблись и стучали, суля то кнут, то пряник, после чего ушли докладывать начальству, что третий преступник ушел в глухую несознанку. Позже, вернувшись, они вновь пытались открыть машину, но я сделал вид, что заснул, и в конце концов меня оставили в покое.

Спать уже не получалось – было страшно. Кроме того, хотелось есть, пить и от пережитых волнений, пардон, писать. Но я решил, что лучше схожу под себя, чем открою двери – во дворе, несмотря на ночь, толпились менты, громко обсуждавшие перипетии погони…

История закончилась около девяти утра, когда Карима все же допустили к телефону. Он позвонил в миссию ООН, оттуда позвонили непосредственно в Душанбе куда-то наверх и что-то очень кратко сказали. Настолько кратко, что почти мгновенно в таджикской Лубянке раздался звонок, после которого также мгновенно маме и Кариму вернули все документы, принесли извинения, посадили в джип, и до самой границы с Узбекистаном нас сопровождала машина с мигалкой во избежание возможных остановок бдительными таджикскими милиционерами.

Еще через два дня Карим рассказал, что все, кто участвовал в погоне, задержании и допросе, были либо оштрафованы, либо уволены со своих должностей.

И хотя оставшееся время в Узбекистане прошло безоблачно, точно знаю: от тюрьмы зарекаться не стоит…

2 комментария

Добавить комментарий для Аноним Отмена

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *