У жизни очень нездоровое чувство юмора,
она позволяет себе страшные шутки порой.
Например, вот такую:

Из записки Ленина Зиновьеву, датированной августом 1915г.:
«Не напомните ли фамилию Кобы?»

Коба — партийная кличка Сталина.

Недалеко от Мышкина есть замечательный памятник вождю мировой революции. Причем он находится не в поднебесье – на пьедестале, а вполне доступен для непосредственного контакта: можно похлопать по щечке, погладить бороду, прижаться горячим своим лбом к его холодному…

Было интересно попрактиковаться в жанре «портрет». В случае с Лениным это интересно еще и потому, что после смерти Ильича его личность и все, с ней связанное, подверглось своего рода канонизации (Сталину надо было на чем-то свой культ взращивать) – особенно это касалось искусства, в частности живописи, скульптуры, литературы. Произведения делались по нескольким лекалам: «Ленин и дети», «Ленин и революция», «Ленин и рабочие с крестьянами», «Ленин в Горках»…

Из этих пунктов наиболее близок к истине, видимо, второй – Ленин и революция. Потому как творения из серии «Ленин и дети» формировался исключительно пропагандой, связь Ильича с рабочими и крестьянами тоже припомнить трудно, за исключением бревна и ходоков, серия же «Ленин в Горках» являла собой стадию окончательного распада и деградации.

Количество выдаваемых на-гора поэм, стихов, картин, бюстов, профилей и монументов Ильича рано или поздно начало перерастать в качество, рождая порой потрясающих мутантов. И если здесь представлен только один памятник, но с разных точек зрения, то тексты я постарался найти разнообразные… Очень помогли в этом две книги – антология «Ленин в советской поэзии» и «Уткоречь» Дмитрия Галковского.

Из серии «мемуары»:
Она стара,
Не дружит с лестницей
И всходит на нее, ворча,
Односельчанка и ровесница
Володи,
то есть Ильича.

Место В.И. в исторической парадигме:
И пусть в какой-нибудь из дальних стран
Запомнит незадачливый историк,
Что Петр Великий — это капля в море,
А Ленин — это целый океан.

Отрывок из стихотворения «Бетховен». (Кстати, стоит найти и прочесть целиком – стихотворение написано талантливым автором):
Ты, обагренная в крови,
век, Революция, живи!
Снимите шлемы, сохнут слезы.
Ползут гадюки по плакату.
«Ильич, родной, ты не проснешься?
Играют Апассионату».

Чур меня, чур! Это песня, я даже, помнится, слышал, как ее пели.

Ленин всегда с тобой
День за днем бегут года —
Зори новых поколений.
Но никто и никогда
Не забудет имя: Ленин.

Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой
В горе, в надежде и радости.
Ленин в твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!

В давний час, в суровой мгле,
На заре Советской власти,
Он сказал, что на земле
Мы построим людям счастье.

Мы за Партией идем,
Славя Родину делами,
И на всем пути большом
В каждом деле Ленин с нами.

Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой
В горе, в надежде и радости.
Ленин в твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!

Стихотворение из солнечного Дагестана:
И сказали они:
«В нашем горном краю
Никогда твоего не видали портрета.
Ты, Ильич, фотографию дай нам свою, —
Самым лучшим подарком для нас будет это».

Вот не помню автора. Варианта два – либо И. Арманд, либо комсомолка в Мавзолее перед закрытием:
И когда все уйдут отсюда
И затихнет людской прибой,
Я немного одна побуду,
Я побуду, Ильич, с тобой…

Сергей Есенин (со своим крестьянским размахом и убогими метафорами трогает до соплей… в смысле до слез):
Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, что в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.
И не носил он тех волос,
Что льют успех на женщин томных, —
Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных.

Правильный угол зрения. Интересно, это кровь, слюна или крокодиловы слезы?

Вероника Тушнова предпочла уйти в раннее детство:
Грачи галдели,
было половодье,
светились ветлы пухом золотым…
Его назвали ласково
Володей
и любовались лобиком крутым.

Это кто-то из акынов, кажется:
В небе солнце есть,
Вечны облака:
Ленин был и есть,
Будет жить века.

Был он, будет, есть
Навсегда, навек,
С нами всюду весь
Ленин — Человек.

Оксюморон Зиновьева (из зиновьевской брошюры «В. И. Ленин»):
«Всякий, кто хочет с успехом идти по указанному тов. Лениным пути, должен помогать строить нашу великую Коммунистическую Партию, потому что только она могла родить такого человека, как Ленин».

Еще один оксюморон (надпись на одном из венков, присланных к Мавзолею):
«Могила Ленина – колыбель человечества».

Инфернальное:
Он помог нам, мы окрепли,
Кровь, как лава, горяча:
Потому-то в красном пекле
Крепко любят Ильича…

Вот завод. Станков — без счета…
День и ночь кипит работа
После лет паралича…
Что рабочих окрылило?
Разожгла какая сила?
Капля крови Ильича.

Когда же уже закончились все темы для восхвалений, то пробовали даже запчастями восхищаться:
Так вот и будем мысленно
Видеть повсюду мы
Эту мудрую лысину
Гениальной головы.

На коленях у дедушки Ленина

***

Но все-таки самую жирную черту под советским строем подвел Е.Долматовский. Это уже не о Ленине, это шире. Это, пожалуй, одно из лучших стихотворений эпохи. Если А.Блок еще прибегал к христианской символике и вообще растекался белкой по древу достаточно сильно («впереди Иисус Христос», да и сама поэма большая), то Долматовский оперировал уже исключительно понятиями рабоче-пролетарскими и за счет потрясающего рефрена, словно гвозди в гроб заколачивая, уложился в пять четверостиший. Небольшой разбор стихотворения см. ниже (ну, не мог удержаться).

Синяя над городом дуга.
Ветерку поверим, как примете.
Облицовывают берега
Каменщики на рассвете.

Силуэты города. Покой.
Облачная зыбь. Небесный ветер.
Запевают над Москвой-рекой
Каменщики на рассвете.

Только что окончилось Вчера.
Дремлет Завтра на моей планете.
Слушают, как ходят катера,
Каменщики на рассвете.

Говорят, что плитами могил
Были раньше злые камни эти.
Кто вас счастье строить научил,
Каменщики, на рассвете?

Если хорошо тебе, молчи…
Памятью о нашем первом лете
Будут птицы, облака, лучи,
Каменщики на рассвете.

Сразу возникают некоторые ассоциации с брюсовским «Каменщиком», но как станет видно в дальнейшем, у Долматовского с ним ничего общего, разве что, быть может, отправная точка.

Легкая радость в начале стихотворения к концу прочтения оборачивается полной безысходностью, что очень хорошо подчеркнуто содержанием и формой стиха (а спустя годы это усилилось за счет исторической составляющей – даты написания стихотворения – 1937г., но здесь уже Долматовский ни при чем).

Форма подчеркивает содержание всякий раз, как доходит дело до рефрена. Каменщики замыкают собой каждое четверостишие и в формальном, и в содержательном плане. При этом ритм стихотворения выстроен таким образом, что ударение – вся интонационная энергия каждого четверостишия приходится именно на слово «каменщики».

Интересна также направленность. Как правило, хорошее стихотворение, скажем так, раскручивается по спирали, направленной вверх, выходя раз за разом на все больший виток ассоциаций и смыслов. То есть ситуация или мысль, поданная в начале, освещается все с больших точек зрения, а каждый последующий виток спирали учитывает и вбирает в себя все предыдущие. Долматовский же придал стихотворению строго обратное направление – вниз, вглубь воронки – все смыслы, все пучки ассоциаций заканчиваются каменщиками, упираются в них.

Это что касается формы.

Если говорить о содержании, то уже с первых строк возникает чувство легкого беспокойства – что это за примета такая и как и почему она связана с каменщиками на рассвете?

Второе четверостишие символизирует покой и умиротворение, однако беспокойство нарастает, потому что и небесный ветер, и покой подытоживаются опять же каменщиками. А работают они усердно, с душой, о чем говорит песня – поют, значит, работа спорится.

В третьем четверостишии образы каменщиков становятся зловещими. Автор простым помещением вне времени, между Вчера и Завтра, превращает их в символ. А символ – вневременная категория.

В четвертом четверостишии часто употребляемый советскими сочинителями мотив перековки мечей на орала соединен с Ахероном – облицовка берегов реки могильными плитами. Этот гибрид, а вернее, мутация замечателен тем, имеет радостную составляющую и называется стройкой счастья. Дальнейшее развитие данного сравнения возможно – напрашивается описание монеты. Желательно в чьем-либо рте.

Вообще использование могильных плит для облицовки иначе как варварством не назовешь. Скорее всего, большинство попыток перековки мечей на орала в то время в советском искусстве больше звучало как «цель оправдывает средства».

Таким образом, к пятому четверостишию, вопреки замыслу Долматовского (а может, и не вопреки, кто знает?) каменщики – это символ смерти, работают они как следует, и при этом с самого утра. Утро обычно символизирует рождение, начало новой жизни. Здесь же в это время начинаются могильные работы, причем это подается как радость и счастье – «кто вас счастье строить научил?»

Казалось бы, дальше некуда. Но Долматовский нашел выход. Он еще больше упрочил каменщиков в значении символа, сделав их памятником, судя по всему, на могиле. Первая строка последнего четверостишия – слово «молчи», изначально, видимо, использованное исключительно для рифмы (хотя не факт, достаточно вспомнить «молчи, скрывайся и таи и думы и мечты свои» Ф.Тютчева. только здесь коленкор немного другой), с каждым последующим днем обретала все более зловещий смысл. Но это уже историческая составляющая, о которой говорилось выше.

***

Солнце попадало на мою красную майку, и это бликом ложилось на Ильича. Я просто чуть-чуть сгустил краски.

2 комментария

Оставьте комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *