Кто ни пройдет мимо могилы Ходжи Насреддина, всяк улыбается.
Киргизская поговорка

До сих пор «Повесть о Ходже Насреддине» Л.Соловьева – одна из самых любимых книг. Как ни открываю ее, как ни читаю – даже если по диагонали или просто просматриваю – сразу начинаю улыбаться. Солнечный человек и солнечная книга. Не верю, что это собирательный образ.
До того, как поезд остановился на вокзале, на кончике языка вертелся вопрос: есть ли в Бухаре памятник Насреддину? И пока таксист вез нас через бухарские потемки, решил спросить. Что, действительно есть? Здорово! (Захотелось подпрыгнуть – как ребенок, честно слово!) А где? В центре старого города? Замечательно! Оказалось, гостиница совсем недалеко от этого места.

Памятник кажется маленьким, однако он довольно крупный. Морда у ишака теплая, совсем как настоящая.

2.

Утром, повосхищавшись гостиницей уже при свете дня, побежали смотреть достопримечательности. День выдался покупно-отдыхательным. Мы не столько ходили по памятникам архитектуры, любовались полумесяцем на шпиле мечетей (Кстати, почему «полумесяц»? «Месяцем» должен называться.) и думали о высоком, сколько низко торговались за посуду, тюбетейки и проч. :)

Полумесяц на мечети… Если сравнить его и то, что в нашей полосе по ночам на небе видно – картинка почти одинаковая! И наклон такой же! Неужели в Азию превращаемся? Судя по рассказам местных, у каждого узбека либо кто-то живет и работает в России, либо туда уехал, либо только что оттуда вернулся. Задумался…

Согласно статистике, в Узбекистане, где большая часть страны – пустыня, живет 26 миллионов человек. Через сорок лет при нынешних темпах рождаемости их там будет на 45% больше. А с учетом того, что зарплата, как довелось услышать по узбекскому радио, составляет 18-25 долларов, в ближайшей перспективе нам предстоит учить не только китайский язык, но и узбекский. Или будет как в анекдоте. Диктор по радио: «Обстановка на китайско-финской границе остается напряженной».

Хорошо, конечно, когда в семье много детей и когда дом – полная чаша,

3.

но что если чаша уже переполнена, а стенки с трещинами и края со сколами? Ведь почему в Узбекистане такое хорошее отношение к иностранцам, хотя, рассказывают, еще несколько лет назад это было полицейское государство, и полиция шмонала туристов едва ли не до нижнего белья? Почему все едут из страны? Почему внутри архитектурных памятников идет торговля? Потому что нищета. Потому что кроме народных промыслов и туризма да продажи хлопка, шелка, каракуля, посуды ничего больше, наверное, и нет. Ну, завод Daewoo что-то, глядишь, приносит. Ну, земледелие…

Узбеки все равно в выигрыше по большому счету. Им есть куда ехать на заработки, и есть куда возвращаться. А мы живем здесь. Получается политико-географический оксюморон – они едут сюда работать, а мы туда – отдыхать.

На центральных улицах старой Бухары, где достопримечательности, все более-менее нормально – у города есть лицо, и лицо это красивое, однако шаг в сторону – в проулки, и оказывается, что под кожей не мясо, но кости. Гетто. Все разваливается, рассыпается. Жутковато, особенно ввечеру. В голове постоянно две мысли крутятся. Первая: хорошо, что мы туристы и видим это лишь со стороны. А вторая… Я, честно говоря, просто боялся кого-либо встретить. Потому как случись что, и никто никогда не узнает и концов не найдет.

4. Взгляд в сторону от центра

5. Две жизни. Горизонт не завален

6. Минарет

7. Дверь во двор

8. Улицы, по которым не ездят машины

9. Женщина под деревом

10. Неподалеку от достопримечательностей

11. Гетто

12. Надписи на русском: «веламатор», «мопед», «утюк», «художественная мастерская»

Именно после Бухары я стал смотреть на окружающее словно бы двумя взглядами одновременно. Одним виден, например, современный Ташкент, в котором молодые люди даже с ноутбуками в кафе сидят, другой взгляд упирается в трещины и осыпающуюся мозаику на стенах бухарских медресе. Одной ногой в XXI веке, а другой где-то в XVII. А посередине получается страшная действительность, как написал какой-то мальчик в сочинении.

Однако во взглядах все равно «налет» туризма превалировал. Когда на все про все меньше двух недель, то тараканов в поезде, восемь человек в «полуГазели» (Daewoo DAMAS), засиженную мухами харчевню и пачки денег в рюкзаке за спиной воспринимаешь как приключение, не более.

На этом, пожалуй, и стоит остановиться. Мы были туристами. Точка. Итак, после завтрака…

13. Ой, еда? И это все мне? :)

…совсем рядом с гостиницей был обнаружен Ляби-Хауз или «берег пруда» – центральный водоем в старой Бухаре. Рядом с ним как раз памятник Насреддину стоит. Вокруг различные магазинчики, чайханочки (есть такое слово, интересно?), забегаловки. Но честно, как-то не впечатлило. Чуть поодаль – медресе и мечети, что куда интересней.

14.

А вот что поразило – деревья на берегу пруда. Их здесь несколько, совсем старых – по паре сотен лет точно – сухих и очень мощных. Мы так и не смогли определить, что это. (Оказалось, чинары.) В общем, ровесники медресе и мечетей.

В некоторых старых зданиях торговали. Я немного поотстал, фотографируя чинару, Аня успела зайти внутрь медресе, и когда я вошел следом, то сначала вообще не мог отыскать ее взглядом. Идеальная маскировка :)

15.

Покупки начались с посуды. Почти в первой же посудной лавке продавец оказался на удивление сговорчивым. Как потом выяснилось, мы были первыми покупателями. Вообще что касается посуды, тканей, бижутерии и прочих товаров народного промысла, они очень красивы. И уйти из лавки, не купив что-либо, невозможно – руки сами достают пачки денег.

16. На сколько потянет?

17.

18.

Несмотря на пестроту орнаментов и рисунка, глаз в посудной лавке отдыхает. Потому что все чайники, кружки, чашки и тарелки суть явления одного порядка. Но уже в первый день в городе начало бить по глазам другое: дикое смешение стилей, вернее, эпох. Эпоховая окрошка! Прямо Стругацкие – «Понедельник начинается в субботу». То вдруг видишь газетный экс-ларек «Союзпечати»…

19.

…то «Чипсоны»…

20.

…то на фоне продающихся кувшинов и ковров, а также медресе вдруг появляется дедушка Ленин…

21.

(Ильича этого купить хотели, тем паче, что за него просили всего 30 долларов, но куда такой рулон с собой таскать!) Честно говоря, иногда казалось, что мы попали в антикварный магазин, хозяин которого просто безумен. Есть понятие шизофренического бреда. Это осмысленные на первый взгляд слова и предложения, в которых структурная связь отсутствует. Но это бред вербальный. А здесь получался бред визуальный.

К примеру, продается бижутерия. Кольца, серьги и пр. Подойдя ближе, замечаешь, что рядом вперемежку лежат ордена и медали ВОВ, старинные монеты, а медальоны с изображением всех святых соседствуют с профилем всего того же дедушки Ленина.

22.

И все это на фоне минаретов, медресе, невозмутимых узбеков. Оксюморон на оксюмороне сидит и катахрезой погоняет. Думаешь, надо отдохнуть, выходишь за пределы торгово-архитектурных площадей и попадаешь в семнадцатый век серых бухарских улиц. Нестандартные формы зданий, изогнутые арки, двери либо большие – в полтора-два человеческих роста, либо низкие, как в русских избах, но почему-то чуть ли не всех цветов радуги. И голова идет кругом. Зачем курить марихуану, спрашивается? :)

23.

24.

Получив очередную дозу впечатлений, решили зайти в чайхану. Именно здесь в числе прочих попробовали тот чай, который теперь пью дома с большим удовольствием, хотя я и чай – вещи практически несовместимые.

25.

В чайхане выбрали услугу «все чаи за раз» – за определенную сумму (долларов 7, кажется) нам принесли четыре или пять видов чая, один вид кофе и три разных вида сладостей, не считая орехов с изюмом. То, что называется молочной халвой, слопал почти моментально (хорошо, не было особой конкуренции :)), осталось что-то типа козинаков из кунжута (забавная штука), особый вид сахара (не знаю, как называется, но в продаже в московских супермаркетах видел такой) и сухофрукты.

26.

Кофе (кажется, там был перец и чуть ли не соль) заказала Аня. Узнав состав смеси, я достал фотоаппарат и приготовился. Кофе пошел на ура!

27. Глядя на эти муки, я пить не рискнул

Кофе запивали чаем. В том числе чаем из шафрана и кардамона. Совершенно потрясающий вкус! После чайханы вновь углубились в лавки, торговались за сережки, халаты и платки…

28.

…приценивались к ножам, кинжалам и ятаганам…

29.

…отбивались от местных детишек.

30.

Дети, как уже отмечалось выше, это особая статья… как таксисты, наверное. В том случае если они понимают по-русски и слышат русскую речь, их уже не отвадить никак. Поэтому мы с Аней на людях говорили друг с другом по-английски. В этом случае дети ограничивались фразами «what is your name?» и «my name is так-то», а еще просили bon-bons (конфеты) и pen (ручку). Насчет последнего – по-видимому, это общеазиатское. Та же история была потом в Непале.
В Бухаре с некоторыми школьниками мы все же вступали в разговор, пораженные тем, насколько хорошо они говорят по-русски – очень правильно и без акцента. Оказывается, в местных школах есть русские классы.

31.

Дети гуляют на улице все – от мала до велика, часто сами по себе. Иногда мимо пробегали карапузы лет трех и с очень деловым видом. А Ане удалось сфотографировать номинанта на новый памятник писающему мальчику.

32.

Раза два мы возвращались в гостиницу с накупленными Аней вещами. В конце концов, я тоже не выдержал и пошел по тюбетейкам :) Уже не помню, то ли я достал торговца своим умением торговаться, что вряд ли, то ли просто достал, но вид у него, в отличие то моей довольной морды, какой-то совсем удрученный.

33.

Но не надо думать, что мы совсем погрязли в покупках. Мимо архитектуры проходить не получалось, и, как ни крути, руки медленно и верно начинали уставать от фотоаппаратов.

34.

35.

36.

37.

38. А вот это уже не мозаика, а ручная вышивка

Постепенно становилось-начиналось-быть-хотеться-есть. Продавец тюбетеек порекомендовал нам что-то типа ресторана, но, видимо, в отместку объяснил дорогу так, что мы с полчаса блуждали по кварталам. Ресторан был закрыт, и мы зашли в забегаловку. Заказали сразу много всего: шурпу, манты, салаты, Аня на сладкое взяла пирожное.

Чайхана оказалась роковой.

Опять, как в Самарканде, и шурпа, и манты были очень вкусными, но чудовищно жирными – настолько, что, доев последний кусочек, я почувствовал себя плохо. С повышенным уровнем масла в организме надо было бороться, поэтому я умял тарелку салата, а потом разбавил все примерно литром воды. Стало наблюдаться существенное улучшение на фоне всеобщего оздоровления. Аня же спокойно съела все, даже десерт. Ягодки, однако, были впереди…

Мы вернулись в старый город. Аня с радостью смотрела на совершенно замечательные сумочки…

39.

…я – с ужасом на музыкальные инструменты, которые висели под прямыми лучами жаркого солнца.

40.

За такое издевательство над инструментами, честно говоря, хотелось дать по голове хозяину лавки, но его нигде не было видно.

Свечерело быстро. Базарный гомон в старом городе стал идти на спад. Продавцы-зазывалы убавили обороты приставаний, их голоса стали звучать не так страстно. Организованные группы туристов (в основном немцы) рассасывались по автобусам и исчезали в сереющих переулках. Кое-где еще кипела работа…

41. Чеканщик

…но любовались еще не собранной продавцами посудой мы уже в полном одиночестве:

42.

43.

Решено было еще что-то слопать, и здесь помог совет Бахадыра – хозяина нашей гостиницы (о нем речь впереди). В Узбекистане, когда идешь в едальню, надо требовать, чтобы принесли меню, напечатанное на бумаге. Многие официанты меню не приносят, лишь произносят названия блюд. Например, говорят, что стандартная порция шурпы стоит столько-то, а на самом деле называют завышенную цену. Разницу кладут в карман. Между тем в меню прописаны и граммы и стоимость.

Помня об этом, в одной из чайхан возле Ляби-Хауза мы потребовали «список блюдей». Но оказалось, что прогресс шагает вперед. Как видно на фото, некоторые цены просто заклеены кусочками зеленой бумаги.

44.

На вопрос «шо це таке?» официант замялся и не смог внятно объяснить. Поэтому из чайханы мы ушли.

Стало совсем темно,

45.

но впереди ждали целых два приключения. Первое из них возникло из темного переулка из-за того, что мы, не видя больше детей вокруг, перешли на русский язык. Приключение было примерно метр шестьдесят ростом, одето в очень яркие брюки и кофту и называлось Лилия Соломоновна. Она оказалась экскурсоводом по старой Бухаре. Узбечка, как я понял, лет от 40 до 60, по-русски говорила абсолютно без акцента… говорила много… говорила быстро…

Началось все неплохо. «Ой, ребята, вы русские?» А хотите, я вам про Бухару расскажу?» И дальше без паузы в течение где-то полутора часов на наши головы выливались Ниагары информации. От даты основания Бухары мы, спустя минут сорок, дошли до количества юбок, которые носила последняя любимая наложница последнего эмира бухарского. По пути мимоходом узнали историю всех мечетей и медресе в Бухаре и под Бухарой, рассмотрели немного особенности бухарской мозаики и плавно перешли к родословной бухарской знати…

Возникало ощущение, что кто-то включил запись сказок «Тысячи и одной ночи» на утроенной скорости. Лилия Соломоновна не говорила, она выстреливала фразами как пулемет, глядя на нас печальными, как у спаниеля, глазами. Запас ее знаний был неисчерпаем! Она виртуозно жонглировала темами и находила такие корреляции, что за минуту совершенно естественно переходила от поэтических строк Фирдоуси к отравленным колодцам и отрубленным головам в ханско-эмирских междоусобицах.

Мы сидели, открыв рты, чтобы давление на барабанные перепонки снаружи и изнутри было одинаковым. При этом Лилию Соломоновну нельзя было перебить. Неправильные вопросы (например, «а расскажите, пожалуйста, немного об узбекской музыке»), когда их удавалось вставлять в монолог, с негодованием отметались, вместо этого мы тут же узнавали, что водоемов типа Ляби-Хауза раньше в Бухаре было очень много, но вода в них была невкусная и грязная.

К счастью, скоро совсем стемнело, и стало холодно. Мы шаг за шагом сумели отвоевать свободу, распрощались с Лилией Соломоновной и изможденные едва дошли до гостиницы. С нами была дыня, которую купили на рынке под вечер и которая оказалась вялой и перезревшей.

Мы так же вяло ее разрезали, пожевали и отложили в сторону. В глазах было пусто, в головах продолжали шуметь девятые валы информации по истории Бухары, и хотелось тихого спокойного вечера. В комнате повисло молчание…

Однако ночь выдалась бурной. Едва печальный взгляд Лилии Соломоновны окончательно выветрился из мозгов и я рискнул даже вновь заговорить о Бухаре, анино лицо стало приобретать нежно-салатовый оттенок, и она спокойно констатировала: «Кажется, меня сейчас стошнит». Слова с делом не разошлись, и, как в старом анекдоте, Аня убежала «звать снегурочку».

В перерывах между вызовами снегурочки мы спорили о том, кто виноват или что виновато. Аня пеняла на дыню, но я до сих пор уверен, что в чайхане были слишком жирные блюда, да и намешали мы порядочно.

Глубокой ночью, засыпая, я мечтал о двух вещах: чтобы завтра Ане стало лучше и чтобы мы не встретили где-нибудь снова Лилию Соломоновну. Лучше Ане стало, а вот Лилия Соломоновна… Бухара, оказывается, город маленький…

Другие записи про Узбекистан из этой поездки
Запись 1: Начало
Запись 2: Самарканд
Запись 3: Родина Тамерлана
Запись 4: Бухара – день первый. Эта запись
Запись 5: Бухара – день второй
Запись 6: Озеро – пустыня – верблюды
Запись 7: В гончарной мастерской
Запись 8: Бухара – Хива
Запись 9: Хива – Ташкент
Запись 10: Западный Тянь-Шань

4 комментария

Оставьте комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *